Тургеневская обитель.

Нина Молева - профессор, доктор исторических наук, член Союза писателей и Союза художников.

Ровно 22 года назад на IX сессии Верховного Совета РСФСР, в Кремле, был принят закон об охране и использовании памятников истории и культуры. Отныне архитектурные сооружения, вошедшие в список памятников, поставленные на государственную охрану, получали право на жизнь. Их нельзя было сносить, разве что по специальному решению республиканского правительства. Конечно, надо было доказывать ценность каждого памятника, бороться за его включение в заветный список и делать это не столько силами государственных учреждений, сколько пресловутых "общественников" и "общественности", над которой теперь так принято иронизировать. И все же "презумпция виновности" любого здания, его исторической "амортизации", на которой так настаивали (и продолжают настаивать!) архитекторы, оказалась поколебленной. В скольких случаях рядовые москвичи отчаянно боролись с "высокими согласованиями" и даже выигрывали!

Однако битва была и остается заведомо неравной. Москва теряла и продолжает терять и отдельные памятники, и общий свой исторически сложившийся неповторимый характер. Если в былые времена закон плохо срабатывал из-за отсутствия так называемых подзаконных актов -- рычагов непосредственного воздействия на органы власти, сегодня ничего не стоит снести любой памятник, любой квартал в любой "заповедной зоне" и задним числом вывести их из списка охраняемых государством объектов. Не на государственном -- на городском уровне. Новые владельцы или арендаторы памятников практически делают с ними и в них все по своему благоусмотрению: получение "согласования" с соответствующими органами не представляет ни малейших трудностей.

Тем большей неожиданностью и настоящим подарком для тех, кому дорог родной город, стал закон "Об охране и использовании недвижимых памятников истории и культуры", принятый Московской городской Думой. Теперь каждый москвич, каждый гость столицы сможет понять, что же это значит -- "обеспечение реализации права граждан на доступ к культурным ценностям", которое декларируется нашей Конституцией. Если памятник истории и культуры представляет народное достояние, он должен быть доступен народу. Город обязан дать возможность каждому желающему с ним познакомиться, его осмотреть. Практика, с незапамятных времен существующая в Англии, Франции, Италии, Соединенных Штатах.

В соответствии с принятым законом учреждается День исторического и культурного наследия Москвы -- 18 апреля. Все недвижимые объекты столицы, находящиеся под охраной государства, в этот день открывают свои двери для посетителей. Возможно, таких дней будет несколько в году: 18 мая -- Международный день музеев, первое воскресенье сентября -- День города.

Это не значит, что заповедные дома будут открыты только три раза в году. В соответствии с принятым законом владелец здания должен представить по согласованию с Управлением государственного контроля по охране памятников график посещений памятника гражданами и план его осмотра. В США эти дни и часы едины на территории каждого штата. Зная расписание, вы можете спокойно ехать в любой заинтересовавший вас уголок, и он будет для вас доступен. Простое уважение к народу и к истории.

Московская городская Дума сегодня сделала первый решительный шаг в этом направлении, а журнал "Москва", откликаясь на это начинание, из номера в номер будет знакомить читателей с теми историческими и культурными заповедниками, которые первыми откроются для посетителей.

Итак, начало нашей экскурсии длиною в год -- дом Ивана Сергеевича Тургенева. Тургеневская обитель.

Юность кончилась. Вместе с дипломом Петербургского университета и двумя годами, отданными университетским лекциям в Берлине. Вместе с возвращением после семилетнего отсутствия в Москву. И лишним свидетельством тому был новый купленный матерью дом -- на Остоженке (номер 37). Прежний, на крутом скате обращенного к Самотеке холма, был связан со слишком разными в оттенках памяти воспоминаниями.

Недоразумения между родителями: тяжелый нрав и разница в семнадцать лет, отделявших Варвару Петровну от молодого мужа, не обещали благополучия с самого начала этого трудного союза. Что же говорить о происшествии, окончательно разрушившем семейную связь, -- рождении в 1833 году у матери "воспитанницы".

"Воспитанница" была дочерью 53-летней Варвары Петровны от доктора А. Е. Берса, домашнего врача, -- неожиданная ниточка, протянувшаяся от Тургенева ко Льву Толстому. Сводная сестра Софьи Андреевны Толстой-Берс была и сводной сестрой Тургенева, которую Иван Сергеевич до конца своих дней продолжал называть церемонно и отчужденно по имени и отчеству. "Она не глупа, не зла, -- ответит на вопрос Полины Виардо Тургенев, -- но бессодержательна и избалованна; манеры отвратительные: нечто вроде жеманной гризетки, ленивой и вульгарной". С братьями ее не связывало ничто.

Владения на Остоженке скорее напоминали настоящее поместье. До 1812 года оно принадлежало одному из любимцев императора Павла I -- К. Ф. Кноррингу. Кнорринг состоял генерал-лейтенантом при Павле, начальником Кавказской дивизии и главным командиром войск Грузии в момент ее присоединения к России. При нем дом имел два этажа и хороший, окруженный служебными постройками сад. Но общая судьба многих московских домовладельцев -- генералу оказалось не под силу восстановить свое хозяйство после Отечественной войны. Кнорринг умер в 1820 году, так и не отстроив особняк.

Новым владельцем становится некий титулярный советник Д. Федоров, поставивший на старом фундаменте одноэтажный деревянный дом с порталом. Его отделку завершает сменивший Д. Федорова в 1830-х годах гиттенфервальтер 10-го класса, иначе -- служащий по Горному ведомству, Н. В. Лошаковский. В 1833 году дом так и был описан: "Деревянный жилой корпус на каменном фундаменте, обшит тесом, покрыт железом". Представленный на чертеже вид фасада значительно отличается от дошедшего до наших дней и восстановленного во время последнего ремонта: вместо колоннады -- портал с тремя полукруглыми арками, вместо простых боковых окон -- тройные, с тонко прорисованными резными медальонами, имитирующими, как то часто делалось в Москве, лепные барельефы. Скорее всего, именно в таком виде дом на Остоженке и перешел в руки тургеневской семьи.

Жизнь здесь была трудной, подчас невыносимой из-за крутого нрава матери. На Остоженке Тургенев наблюдает трагедию своей будущей Аси, побочной дочери дяди по отцу, выданной в конце концов замуж за крепостного повара. Здесь родится его собственная дочь от белошвейки -- Пелагея-Полина, воспитывавшаяся впоследствии в семье Виардо. В тех же стенах происходит драматический разговор матери с двумя сыновьями.

Никаких средств к существованию из своего огромного состояния Варвара Петровна не согласилась им дать. Все только из ее рук и по ее приказу. А между тем бедствовала семья старшего сына Николая, осмелившегося жениться на компаньонке матери; перебивался на скудные литературные заработки младший -- любимец Иван. Возмущенная попыткой Ивана Сергеевича просить за брата, В. П. Тургенева отказала сыновьям от дома и предпочла в нем умереть в одиночестве, под звуки оркестра, игравшего по ее приказу в соседнем со спальней зале веселые польки.

Н о независимо от семейных осложнений и их развязки на протяжении целыхдесяти лет это московский дом Тургенева, куда возвращается он из всех петербургских и заграничных поездок. Каждое произведение 40-х -- начала 50-х годов так или иначе связано с домом на Остоженке. Это "Андрей Колосов", "Переписка", поэма "Андрей", многие стихотворения, вдохновленные горьким и недолгим "премухинским романом", как назовет сам Тургенев свое чувство к сестре Михаила Бакунина -- Татьяне: "Долгие, белые тучи плывут...", "Осенний вечер... Небо ясно...", "Заметила ли ты...", "Гроза промчалась...", "Когда с тобой расстался я...".

Тургенев привязался к остоженскому дому. У него своя любимая комната на антресолях, низкая, очень теплая, с окнами в запущенный сад, от которого сохранился до наших дней вековой вяз. А после смерти матери, осенью 1850 года, здесь все словно оживает новой жизнью. Это время первых и успешных драматургических опытов Тургенева. Его почетный гость -- "папаша Щепкин", которому была посвящена первая редакция "Нахлебника". Эту пьесу великий актер особенно хотел сыграть, но смог осуществить свое желание только спустя 12 лет. Сыграет Щепкин и тургеневского "Холостяка".

С совершенно исключительным успехом проходит в январе 1851 года на сцене Малого театра "Провинциалка". "Вот уж точно я ожидал чего угодно, но только не такого успеха, -- напишет Тургенев П. Виардо. -- Вообразите себе, меня вызывали с такими неистовыми криками, что я наконец убежал совершенно растерянный... шум продолжался добрую четверть часа и прекратился только тогда, когда Щепкин вышел и объявил, что меня нет в театре".

Из Малого театра Тургенев бежал к себе на Остоженку. Там же он подарит другому замечательному актеру -- Прову Садовскому -- посвященную ему драматическую сцену "Разговор на большой дороге". В доме на Остоженке был написан в своем окончательном варианте и замечательный тургеневский рассказ "Певцы", возникновению которого предшествовал любопытный эпизод.

Среди московских живописцев Тургеневу был особенно близок Кирилл Горбунов, недавний крепостной, хлопотами Гоголя начавший учиться у Карла Брюллова и усилиями многих литераторов выкупленный на свободу. Горбунов тесно связан с Белинским, и Тургенев скажет о посмертном портрете "неистового Виссариона" кисти Горбунова: "Чем больше смотришь, тем больше похож". Но у Горбунова был и еще один известный только близким друзьям талант -- исполнителя народных песен. Не меньшей популярностью в этом виде мастерства пользовался и другой художник -- Лев Жемчужников, брат литераторов, создавших вместе с А. К. Толстым образ Козьмы Пруткова. Тургеневу приходит мысль устроить соревнование обоих певцов. Необычная встреча состоялась. Одним из судей выступает сам писатель, а победителем становится Кирилл Горбунов, черты которого сообщены в рассказе Якову Турке. Тургенев передал в "Певцах" и свое впечатление от пения художника: "В нем была неподдельная глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно беспечная грустная скорбь. Русская правдивая горячая душа звучала и дышала в нем и так хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны. От звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль".

Московские связи Тургенева в эти годы исключительно широки. Среди гостей дома на Остоженке -- все Аксаковы, М. П. Погодин, А. Н. Островский, И. Е. Забелин, А. Ф. Писемский. Отсюда направляется Иван Сергеевич знакомиться с живущим на Никитском бульваре Гоголем и слушает там авторское чтение "Ревизора".

Тем не менее скоро Тургенев расстается со своей "остоженской обителью".Одна из очередных владелиц дома, жена генерал-майора А. П. Вознесенская, в 1871 году вместе с переменой нескольких подгнивших венцов (дом оставался деревянным) переделывает внутреннее расположение комнат, прорубает новые окна и двери, штукатурит фасад. В 1894 году тургеневский особняк уже составляет собственность известного московского врача И. П. Смирнова, а в 1895-м переходит в собственность Московского совета детских приютов. При этом двухэтажный флигель в глубине двора переоборудуется под слесарную на первом, столярную и токарную мастерские на втором этаже. В 1901 году по проекту архитектора Н. Какорина рядом с тургеневским домом строится четырехэтажное здание "для склада и публичной продажи предметов, пожертвованных Совету". В январе 1917-го вместо мастерских открывается механическая штамповальная фабрика. Тургеневский дом превращается в коммунальное жилье, на смену которому приходит производство спортивной одежды. Музей великого писателя? Нет, вопрос о его создании по-прежнему не стоит. И по старой причине: на Тургенева у города Москвы средств не может быть. Разве что поставить в былом саду скромный бюст, если не пройдет проект целой композиции "Герасим и Муму". Со школьной скамьи знакомый рассказ был тоже написан в этом доме. И об этом доме. На Остоженке.